Der letzte Kuss ist so lang her
Название: Иногда быть навязчивым — полезно
Размер: 1815 слов
Пейринг/Персонажи: Питер|Тони, намеки на кэпостарк в прошлом
Категория: слэш
Жанр: драма, х/к
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: UST, где-то есть целое одно нецензурное слово
Краткое содержание: Питер хочет помочь Тони всеми силами, а еще отвлечь его от мыслей о Стиве Роджерсе
читатьТони все еще скучает по Стиву Роджерсу — Питер осознает это так же четко, как и то, что он уже как год дружелюбный сосед Человек-паук.
Он не знает, какие отношения связывали Железного человека и Капитана Америка в прошлом, но отдельные признаки дают основание утверждать, что отношения эти были вполне глубокими, нетипичными для просто коллег. По крайней мере, со стороны Тони.
Питер не лезет с расспросами к наставнику, но обострившееся зрение, от которого иногда кружится голова и болит где-то в груди, позволяет видеть… детали, от которых на душе становится тоскливо. Например, как Тони закрывается — будто захлопываются железные створки банковского хранилища — от внезапного упоминания Роджерса, а после ненавязчиво стремится перевести тему на нечто нейтральное и не такое для него болезненное. Как взгляд его холодеет при прочтении отчетов о возможных перемещениях Стива. Как невзначай оброненная полковником Роудсом фраза «Кэп для этой заварушки подошел бы лучше всего» заставляет Тони раздраженно дернуть щекой и нахмуриться. Но промолчать. Тони Старк и «промолчать» — вещи практически несовместимые, и Питер понимает, как на самом деле все серьезно.
Питер не лезет с расспросами. Питер просто знает, что в длинном списке текущих проектов Тони значится разработка нового щита для Стива Роджерса — увидел случайно, резко ворвавшись в лабораторию с очередными, мимолетными восторгами, к которым Тони всегда относится с философской усталостью. И сам щит — правда старый — он тоже видел. Всего лишь краешек, выглядывающий из-под металлолома, но сам факт того, что Тони хранит его практически у себя под носом, что оставил — значит многое. Объясняет многое.
И Питер рад бы не понимать всего этого, не узнавать никогда и ни за что, но… Но ему важно, как Тони чувствует себя. Ему важен сам Тони. Ему хочется, чтобы Тони думал о нем — и только о нем. Чтобы тот перестал ощущать чувство разбитости и предательства. Чтобы навсегда выкинул из головы чертового Капитана.
Только этого, похоже, не хочет сам Тони. Не хочет, или не может — Питеру не нравятся оба варианта, но второй хотя бы не такой болезненный. Наверняка, в сложившемся порядке вещей нет вины Тони — это все Капитан, это он перепутал все в гениальной голове, соврав или поступив так, что Тони все неправильно понял. Близко принял к и без того израненному сердцу.
Питер долго отказывался признаться себе, что влюбился в Тони, и что ревнует его к человеку, которого он видел один единственный раз в жизни. Это ведь неправильно, верно? Ощущать что-то романтическое, что-то сексуализированное к наставнику, к герою, к человеку, который намного старше во всех смыслах, да еще и ревновать его к другому герою. Неправильно, да. Но и одновременно единственно верно. Если поначалу отторжение еще сверлило мозг, призывая вернуться к мыслям о Лиз, то теперь Питер осознает всей своей душой, или чем там еще — все так, как и должно быть. Пусть это больно, пусть это осуждаемо обществом, пусть Мэй и сойдет с ума, если вдруг узнает, но… Но он наконец-то чувствует, что делает все так, как должно, что это — полностью, от и до — его. Только его. Тони — его. Человек, герой, мужчина. Самый прекрасный, не самый правильный, но все равно завораживающий. И он должен, обязан, помочь ему. Справиться, пережить и забыть. Потому что не должен тот огонь, что вечно окутывает Тони, затухать так глупо и бессмысленно, угнетаемый собственным создателем.
Тони пьет. Питер регулярно замечает запрятанные подальше от посторонних взглядов полупустые бутылки из-под спиртного, аккуратно расставленные в разных частях базы. Пустые, можно быть уверенным, сразу же выкидываются. Он не говорит об этом никому, но смотрит на Тони наверняка укоризненно и удивленно, чем вызывает у того раздражение. Они не обсуждают это, делая вид, что все идет как надо. Да и не стал бы Тони слушать такого, как Питер — малолетку, простого пацана откуда-то с улицы, с которым общего — сделанный костюм и выслушивание простых подростковых радостей сквозь призму нетерпения. Питеру не по рангу читать Тони нотации, да и Тони наверняка наслушался их достаточно за свою жизнь от полковника и мисс Поттс, но… Питеру хочется помочь. Он просто не знает как, а влюбленность мешает трезво мыслить. Ему снится, как мирно спящий и не ощущающий опасности Тони погружается в мутную воду, и Питер просыпается из-за треска рвущегося одеяла.
К концу недели напряжение достигает апогея. Он почти не видится с Тони — тот пропадает где-то вне базы, и Питер к стыду своему понимает, что даже не знает, есть ли у Тони еще какое-нибудь убежище, куда можно забиться и отлежаться.
Неприкаянный, он слоняется по этажам, суется было в старковскую лабораторию, которая почему-то радостно распахивает перед ним двери, но чуть позже осознает, что неприлично в отсутствие хозяина пребывать в святая святых без спроса, и быстро уходит, привычно бросив взгляд в угол — щит все еще лежит там, придавленный какими-то железными деталями и платами, сверкая поцарапанным, разноцветным краем.
Питер спрашивает у Пятницы, где Тони Старк, и слышит, что его ранг слишком мал для получения подобного рода информации. Позднее ночью ему приходит оповещение о получении расширенного допуска, на котором по всем признакам отсутствует электронная подпись самого Старка, и Питер понимает, что ИИ на его стороне, но это максимум, на который она способна в сложившейся ситуации.
А после они наконец пересекаются, и Питер незаметно следует за Тони аккурат в его личные апартаменты без опасений о сработавшей сигнализации.
Прилипнув к потолку, он наблюдает, как Тони обессиленно падает на диван, трет воспаленные, усталые глаза, а после нетвердой походкой идет к скрытому бару. Там — непочатая бутылка виски, с которой в момент слетает крышка, а еще — телефон. Маленький, практически доисторический, если сравнивать с теми, что производит Старк Индастрис.
Тони пьет без стакана, глотая горькую, огненную жидкость прям с горла, рассматривая и вертя телефон в руках. Давит периодически на кнопки, что-то набирая, но после нажимает возврат — и так раз за разом, фиксированными циклами с логической ошибкой, пока небольшой прямоугольничек не оказывается отброшен раздраженным, злым жестом вглубь стеклянного шкафа.
Питер уже жалеет, что увидел это. Питер понимает, что телефон принадлежит Стиву Роджерсу, а сам он увидел нечто недопустимое. Оголенного, как нерв, и полностью разбитого Тони.
Питер не знает, как ему поступить, и просто наблюдает за разворачивающейся картиной. Мысли скачут в голове: хаотичные, обрывочные, эфемерные, не позволяющие сформировать из себя ничего, кроме бессмысленных, встревоженных криков.
Питер изображает пустое место пока Тони Старк, совершенно не выглядящий сейчас непоколебимым Железным человеком, на его глазах методично напивается от мыслей о Стиве Роджерсе, и это почему-то пугает настолько сильно, что руки дрожат и сбивается дыхание.
Наконец, Питер неслышно спрыгивает на пол. Стоит какое-то время в нерешительности, а после, ошалевая от собственной смелости — или глупости, как посмотреть — подходит ближе, останавливаясь прямо у Тони перед носом. Выдерживает тяжелый, почти что осмысленный взгляд, но не сбегает и не дрожит, при этом гордясь самим собой до невозможности. Что сказать, он все еще не знает.
Бутылка легко выскальзывает из слабых пальцев, когда Питер отнимает ее, отставляя как можно дальше.
— А я все не мог понять, что же меня смущает, — вздыхает Тони, покручивая телефон в руке, сам того не замечая.
Питер тушуется от этих слов, но не уходит. Осторожно садится на корточки рядом с диваном, смотрит в глаза — сам чувствует: до отвращения преданно и встревоженно, но поздно уже что-то менять.
— Мистер Старк, я… — запинается, но быстро приходит в себя, понимая, что оправдания сейчас уместны менее всего: — Мне кажется, вам нужна помощь.
Тони смотрит на него долгим взглядом, ничего не говоря. Его лицо ничего не выражает, и в глазах отражается внутренняя пустота. Питер едва сдерживает дрожь: ему страшно наблюдать это самолично, находясь так близко. Кажется, что стоит дотронуться до Тони — и он разлетится тончайшей серой пылью, не оставив и следа. Оставив Питера одного.
— Этот телефон дал мне Кэп, — раздается внезапный голос: хриплый и ровный, в котором ни единой яркой ноты, ничего, кроме смертельной тоски и усталости. — Ну, чтобы если вдруг настанет жопа планетарного масштаба, я звякнул, сказав, что он нам нужен. Но вместо этого мне каждый день хочется отправлять ему по сотне смс с одним единственным словом: «мудак».
Питер сглатывает, ничего не говоря. Он просто боится все испортить. Одно единственное слово, неправильный жест — и эта дверь захлопнется с громкостью взрыва, и душа Тони вновь скроется в потемках, обвешанная цепями и замками. Хочется обнять его, прижаться так тесно, как только возможно, избавить наконец его от засевшей внутри серости. Но Питер не успевает.
— Уходи, Питер, — Тони вздыхает, смыкая веки. Телефон остается сиротливо покоиться на журнальном столике, и его вид вызывает ассоциации с медленно тикающей бомбой.
— Мистер Старк…
— Просто. Уходи. — злой, яростный взгляд ожигает будто кислотой — больше Питера терпеть явно отказываются. — Мне не нужны ни твоя помощь, ни уж тем более твоя жалость.
Питер срывается с места подобно вспугнутому ночному насекомому, уже жалея, что сунул нос во все это. Закрывая дверь, он слышит практически беззвучное и обессиленное:
— Будь ты проклят, Роджерс. Будь вы все прокляты, — и это совершенно не способствует позитивному самочувствию.
Он успокаивается. Не сразу, конечно. Сначала размазывает по щекам злые слезы, которые не смог удержать внутри — это ведь все несправедливо так. Неправильно. То, что Тони настолько… Но он говорил. Он открылся. Ему нужна помощь, и он попросил ее — завуалированно — он ведь слишком гордый, чтобы сказать прямо — так решает для себя Питер, проваливаясь в тревожный сон. В конце концов, прогнали его вполне мягко, а это уже что-то.
Он решает действовать радикально. И, дав Тони несколько дней на то, чтобы рана перестала кровоточить, вновь заявляется в апартаменты уже поздней ночью. Не скрываясь, стучится и заходит, не дожидаясь ответа.
Тони, удивленный такой наглостью, приподнимает бровь, но молчит — и это, блядь, так неправильно! Обнаженный по пояс, он полулежит в своей постели в полной темноте, отложив в сторону планшет и наблюдая за Питером. Бутылок поблизости нет, и это уже радует, но все равно чувствуется в Тони что-то… Надлом, надрыв, что-то неправильное и хрупкое, и Питер стремительно оказывается в постели, прижимаясь к горячей груди щекой совсем близко от округлого шрама.
— Мистер Старк, я знаю, что навязываюсь, но… — Питер сглатывает, переводя дыхание — голос дрожит, срывается, и ему приходится прикладывать много усилий, чтобы говорить более-менее ровно. — Но вы нужны мне. Всем нужны. Так что… прекратите, пожалуйста. Оно… не стоит того. — Питер рассказывает это скорее кругу неровной, грубой кожи — следу от реактора, чем самому Тони, но на то, чтобы посмотреть тому в глаза, у него сейчас совершенно нет сил.
— Я люблю вас, мистер Старк… — срывается в шепот — интимный, неправильный, недопустимый, но Тони не движется — не обнимает в ответ, но и не прогоняет, и Питер решает, что сейчас это большее, на что он может рассчитывать. На что он в целом может рассчитывать. — Я хочу, чтобы вы были счастливы. И я сделаю все… Слышите, я сделаю все для этого. Слова, поступки, жертвы — мне не важно. Я просто… просто сделаю, — горячие слова повисают в воздухе несмываемыми письменами, прорезаются по самой коже кровавыми неровными росчерками, будто слова клятвы. Питеру плевать, что он сейчас несет — слова льются сами, и… После он во всем разберется. А сейчас он полон решимости доказать Тони, что тоже чего-то стоит, и что беспокоится за Тони, и что тот не один.
Питер так и засыпает: в чужой кровати, прижавшись к теплому телу, до последнего шепча какой-то бред. А просыпается уже в отведенной ему комнате.
На столе — записка, а в лаборатории Тони, как окажется позже, — целый стенд, расположившийся на самом видном месте, отведенный под кэповский щит.
В записке всего лишь несколько слов, написанных летящим, резким почерком:
«Иногда навязчивость бывает полезной»
Название: 3+1
Размер: 2259 слов
Пейринг/Персонажи: Тони/Питер
Категория: слэш
Жанр: романтика, флафф
Рейтинг: R
Краткое содержание: Три раза, когда Тони делал для Питера что-то милое, и один раз, когда Питер ответил взаимностью
читать— Мис…
Питер все еще не привык называть его по имени, поэтому всевозможные «мистеры» периодически лезут из него к вящему раздражению Тони. Кухню заливает свет утреннего солнца, они только что проснулись, запах свежезаваренного кофе щекочет ноздри, заставляя мысли в голове шевелиться, вертеться все быстрее с каждой минутой, и Тони чувствует что-то, очень похожее на счастье.
Он не любит использовать это слово, называть им что-либо, опасаясь спугнуть эту осторожную и такую редкую синюю птицу. Но сейчас… Сейчас довольство переполняет. Хочется зажмуриться на ласковый, теплый свет, потянуться и, возможно, сгрести пацана в охапку, никуда от себя не отпуская весь этот день.
Тони не помнит, когда последний раз чувствовал себя так хорошо. Постоянные проблемы, стрессы и кошмары заставляли ощущать себя разбитым, а въевшееся в кожу одиночество угнетало.
С Питером на все это у него нет времени. И это… это прекрасно. Сама жизнь с ее бесконечным, бурным потоком красок и звуков попала в руки, ластится, как котенок, и не собирается пропадать. Чувствовать ее пульс приятно и почти исцеляюще.
Из коридора слышится топот ног и чертыханье, что заставляет беззлобно усмехнуться. Питер вновь проспал и опаздывает, а потому носится сейчас как угорелый, собирая разбросанные вчера по всем углам в порыве накатившей страсти вещи.
— Тони! — тщательно контролируя то, что срывается с губ, пацан вновь возникает на пороге кухни. Он взлохмаченный, все еще сонный, в криво застегнутой рубашке, с только одним надетым носком — второй болтается в руке. А еще: Тони прекрасно знает это, с легкостью воспроизводит в голове картину — у него яркий засос у ключицы, укус на бедре и до сих пор плещущиеся в глазах томность и удовлетворение после практически бессонной ночи. — Тони! Я опаздываю!
Он быстро оббегает глазами помещение, довольно фыркает, находя то, что искал — свой кроссовок, и Тони совершенно не помнит, как он мог здесь оказаться.
— Хэппи подвезет тебя.
Тони хочется подойти к Питеру, провести по и без того спутанным волосам ладонью, притянуть к себе, урывая поцелуй за поцелуем и заставляя забыть про все, что не касается их двоих в данный конкретный момент времени. Хочется привычно побыть эгоистом и оставить этого мальчика только себе одному, скрыв от глаз всего мира. Тони и так приходится мириться с тем, что Питер каждый вечер прыгает по крышам, дабы причинять людям добро и справедливость, отлавливая преступников и помогая старушкам, а потому в это утро особенно хочется побыть единоличным собственником, отыгрываясь за все переживания и злость от вида синяков, рассыпавшихся по гибкому телу.
— Хорошо. Спасибо! — Питер продолжает одеваться на ходу, а после нагло цапает из пальцев чашку, одним глотком допивая кофе. Кривится: «фу, горький», и легко выворачивается из-под руки Тони, выскальзывая из собственнического захвата.
— Мис… Тони, нет! Не сейчас, у меня и так нет времени.
— А может быть подумаешь, Паучок, м? — Тони надвигается на него, обманчиво мягко улыбаясь. Теснит к обеденному столу, пока Питер нервно поправляет лямки рюкзака и обувается, а после оказывается прижат бедрами к деревянному ребру столешницы.
Тони дышит в тонкие, яркие губы, провоцируя, распаляя, ведет кончиками пальцев по скуле и ниже, к шее. Оттягивает ворот рубашки, чтобы самодовольно хмыкнуть при виде красного пятна, а после насладиться быстро набежавшим на лицо Питера смущением.
— Тони… Тони, пожалуйста…
Их горячее дыхание смешивается, в дрожащем голосе слышатся знакомые хриплые нотки, которые Тони так любит, но, буквально мгновение — и он даже не успевает заметить, когда и как мальчишка оказывается у выхода из кухни, а после и вовсе скрывается в коридоре, крикнув что-то на прощание и повеселив покрасневшими ушами.
Вздохнув, Тони вновь щелкает кофейным аппаратом, намереваясь насладиться еще одной чашечкой любимого напитка. Смотрит долгое время на стол, затем подхватывает в руки тарелку с чуть подгоревшей яичницей и отправляет неудавшийся кулинарный шедевр в мусорное ведро.
Даже не заметил.
Вместе они стоят у ворот колледжа. Тони должен прочесть напутственную речь перед тем, как огласить финансирование любым научным проектам для детишек-вундеркиндов, а Питер нарочно игнорирует начало торжественной части, чтобы урвать несколько минут общения.
Они не виделись почти целую неделю и Тони успел здорово соскучиться, что было явлением почти невозможным. Но оружие, которое делал и продавал Стервятник с подельниками, до сих пор продолжает всплывать, причем нередко далеко за пределами США, и Железный человек вместе с остальными мстителями занят слежкой за крупными партиями и ликвидацией последствий.
Питеру участвовать в этой заварушке не позволили — именно поэтому у него сейчас такой насупленный вид и деланное безразличие ко всему, что касается персоны Тони-чертового-Старка, что последнего очень веселит.
Напряжение, державшее того в своих тисках последние дни, отпускает, и на смену приходит обволакивающее спокойствие — пацан рядом, он цел, невредим, и любые риски, имеющие отношение к Человеку-пауку, сведены к минимуму.
А обиды… За последнее время жизнь слишком часто и много учила Тони, что в долгих обидах нет никакого проку.
Он протягивает руку, убирая Питеру волосы с глаз — ласково, почти заботливо, и еле слышно посмеивается от гневного, но в то же время жадного взгляда, ожегшего лицо и тело.
— Прекратите, — шипит тот, но не делает попыток отодвинуться, позволяя пальцам Тони лохматить волосы и скрести затылок — только лишь оглядывается нервно, опасаясь посторонних глаз. То интимное, что сейчас происходит, не убирает насупленного выражения с его лица, но это не особо важно. Гораздо важнее — внутреннее состояние, которое Тони чует, будто он чертов маг, бог или экстрасенс, а еще едва заметные жесты, почти неуловимый язык тела, говорящий, что все приходит в норму. Как и то, что Питер замерз.
Сложив руки на груди и спрятав пальцы, тот стоит на порывистом ветру в тонкой куртке, которая явно не спасает от лап осени, вжав голову в плечи. Тони разглядывает эту живописную картину несколько минут, улавливая детали: покрасневший кончик носа, который Питер периодически трет, побледневшие пальцы и редкую дрожь, прокатывающуюся по телу, а затем стягивает с шеи шарф и сам повязывает его, закрывая лицо пацану чуть ли не на половину.
— Мистер Старк! Увидит же кто-нибудь! — от возмущения и смущения Питер даже не старается исправиться или состроить виноватое выражение лица. Кипит, как паровой котел, принимаясь оглядываться с утроенной силой, цепляется в полоску ткани пальцами, будто у него на шее ядовитая змея, и смотрит так яростно и недовольно, что Тони с трудом сдерживает смех.
— Да ну вас…
Обиженно бурча, он разворачивается и скрывается так быстро, что вышедший ректор никого не замечает, кроме собственно, самого гения и миллиардера, в одиночестве торчащего у дорогой машины.
— Мистер Старк, у нас все готово.
Всего лишь два слова — абсолютно одинаковых слова, но смысл и интонации совершенно разные, и эта разница вгоняет Тони в тоску.
Он коротко кивает, поднимает полы пальто и следует за мистером Морита по внутреннему двору, с трудом избавляясь от мыслей о Питере и вспоминая, зачем он вообще сюда приехал.
— Питер… — Тони подходит к мальчишке, сидящему на стуле и обложившемуся учебниками, обнимает со спины, коротко целуя в шею, прекрасно видимую в растянутом вороте слишком большой кофты.
Тони соскучился, оголодал, и потому руки, проникнув под кофту, жадно путешествуют по горячему, молодому телу, задевая отдельные, самые чувствительные участки кожи. Затылок — у самой кромки волос, ровная полоса от места у яремной вены и вниз, к впадине между ключицами, справа, у груди между ребрами, и над самой кромкой штанов, там, где кожа тонкая и чувствительная, а за пояс убегают почти незаметные волоски.
— Питер… — вновь тянет он, шепча на самое ухо, задевая горячим дыханием и зубами мягкую мочку, нависая своим телом, своим запахом дорого парфюма, и своим нетерпением.
Питер в его руках отзывчиво выгибается, открываясь сильнее, откидывая голову и глубоко, медленно дыша, пока Тони ловкими движениями приспускает белье, проскальзывая ладонью к паху.
— Тони, мне…
Питер не успевает сказать ничего толкового, захлебываясь очередным глотком воздуха, когда Тони берет его за еще мягкий член, сжимает и проводит ладонью, ловя особенный кайф от того, как от притока крови плоть твердеет и увеличивается. Как от его действий Питер возбуждается, соглашаясь на все и желая всего.
— Да, Питер? — Тони обводит языком ушную раковину, неспешно двигая рукой и шумно вдыхая нагревшийся и потяжелевший воздух.
— Мне много задали…
В противовес своим же словам голова Питера сейчас явно забита не физикой — Тони бросает короткий взгляд на тетрадь, исписанную формулами и расчетами, механически, краем сознания подмечая ошибку, из-за которой любовник бьется над решением уже второй час. Подмечает и тут же забывает, полностью переключаясь на ласки и поглаживания.
— Потом решишь, — он требовательно кусается под ухом — легко, опасаясь пометить на таком видном месте, и Питер, коротко простонав от очередного тягучего движения, послушно приподнимает бедра и задницу, стаскивая мешающуюся одежду. Расставляет шире ноги, откидывается сильнее, мазнув губами Тони по шее и не решаясь смотреть, как широкая ладонь скользит по его члену.
Потому что это будет уже слишком, и он кончит слишком быстро, если будет подмечать каждое движение, каждую дрожь, соотнося это с собственными ощущениями.
Тони сам уже давно и бескомпромиссно возбужден, член больно натягивает ткань брюк, но сейчас важнее то, как Питер гнется, следуя за прикосновениями, как дышит часто и поверхностно, наблюдая за тем, как большой палец размазывает прозрачные капельки по яркой головке.
Стройные, бледные бедра дрожат и стремятся раздвинуться еще сильнее, и Питер запускает пальцы Тони в волосы, тянет требовательно, призывая ускориться, прекратить медленную и томительную пытку.
— Тони… Тони, пожалуйста, — голос Питера охрип, редкие, сдержанные стоны срываются с губ вместе с горячим дыханием, но умоляет он — о, умоляет он всегда прекрасно настолько, что отказать нет сил. Потому что у Питера расширенные зрачки, трагично изломанные брови, приоткрытый рот и румянец на щеках, пышущее жаром тело, скрывать которое одеждой — кощунство, а дрожание ресниц выдает его нетерпение и голод гораздо лучше самых сладких стонов.
Питер гнется на стуле, как лоза, толкаясь в кулак Тони, хватает того за шею, и они вдвоем смотрят, как головка то скрывается, то вновь показывается из сомкнутой ладони, истекая влагой. Это слишком, это все слишком — Тони понимает, поэтому почти грубо хватает пацана за волосы, поворачивая Питера лицом к себе, впивается поцелуем в губы, лишая тех редких крох ровного дыхания, что у них еще оставались. Они целуются жадно, исступленно, сплетаясь языками, и Тони достаточно один раз прихватить нижнюю губу Питера зубами, чтобы тот забился в оргазме, дрожа и всхлипывая, пачкая ему руку спермой.
Тони тяжело дышит от скручивающего тело и мозг возбуждения, мышцы в руках дрожат и отказываются работать так, как надо, но он упрямо подхватывает разомлевшего и слегка неадекватного Питера на руки, забирая со стула, чтобы отнести в кровать и продолжить начатое.
Они трахаются, как ненормальные, несколько часов напролет, наполняя криками и стонами пространство, сплетаясь в невероятные позы и признаваясь друг другу в любви раз за разом. Питер отключается сразу же — получивший сполна, разомлевший и изнуренный, он раскидывается в свободной позе по кровати, сразу же занимая большую ее часть, а Тони еще находит в себе силы подойти к столу и быстро начеркать решение прямо в тетради, старательно копируя фирменные Паркеровские крючки на двойках.
Днем следующего дня Питер никак не комментирует эту неожиданную помощь, но ходит недовольным и насупленным, и Тони решает никогда не поднимать эту тему.
Выходные проходят… сонно. Впервые за очень долгое время Тони не хочется никуда вставать, не хочется ничего делать. Хочется просто лежать под теплым одеялом и, максимум, лениво листать новости. Эта неделя была напряженной. Верховный маг Земли, доктор Стивен Стрэндж или просто — мудак, намагичил портал в другое измерение, из которого принялись прорываться скопища мерзких тварей, чем-то напоминающих слизняков, поэтому Тони с командой пришлось зачищать улицы и спасать гражданских, пока маг-недоучка пытался сначала понять, что пошло не так, а после и все исправить.
Тони не могут выгнать из постели даже чувство голода и ломка по кофе, хоть это и приносит определенный, весьма ощутимый дискомфорт. Он ворочается и вздыхает, но вставать отказывается, жалея только, что Питер вчера, впервые за долгое время, остался ночевать не привычно уже у него под боком — затраханный, с исцелованными, припухшими губами, а у тети.
Тони чувствует смесь удивления и страха, когда понимает, что по ощущениям он знает Питера и любит его всю свою жизнь, а на деле они вместе всего лишь несколько месяцев. Осознавать это странно и непривычно: в последний раз Тони ощущал к кому-то столь же глубокое и пылкое чувство, наверно, еще в МИТе. Мелкий, периодически совершенно невыносимый, с легкостью находящий приключения на свою паучью жопу, пацан прочно вплелся в его жизнь, стал частью не только ее, жизни, но также частью и самого Тони. Проник под кожу и в кровь, засел в голове и отказывается покидать сердце.
Вздохнув, Тони вновь перекатывается на кровати, поворачиваясь лицом к входной двери, и едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть.
В открытом проеме стоит предмет недавних размышлений, с трудом удерживая на ладони — и куда только в подобных ситуациях девается его ловкость? — поднос для завтрака, заставленный тарелками и чашками, отчаянно сигналя пунцовым румянцем смущения.
— Я тут, кхм, завтрак сделал, — Питер разве что не шаркает смущенно ножкой, когда входит в спальню и опускает поднос на постель, а сам садится рядом на расстоянии вытянутой руки.
Он старательно отводит взгляд от развалившегося в постели кумира миллионов, ухмыляющегося, как Чеширский кот, и не спешащего занять сидячее положение. Почти минута проходит в молчании, наполненном неловкостью одного и почти что радостью другого, пока наконец, Тони не находит в себе силы стереть с лица дурацкую улыбку.
Он покашливает, приподнимаясь и откидываясь на подушку, чтобы было удобнее, поворачивает Питера к себе за подбородок — нагло, почти что грубо, чтобы не играть в гляделки с переменным успехом, — а после глубоко целует, стремясь вложить в это соприкосновение губ все то, что не хочет и не умеет выражать словами. Благодарность, нежность, заботу — этот коктейль, что они делят на двоих, пьянит и заставляет голову кружиться, как карусель, мигая на прощание огоньками-здравомыслием.
— Спасибо, паучок.
Тони переводит взгляд на поднос, где расположились тарелки с несколькими тостами, джемом и вполне аппетитно выглядевшей лазаньей, а также две чашки — с кофе, для него, и чаем — для Питера.
Тони устраивается поудобнее и берется за вилку, пока Питер поправляет для него одеяло и укладывается под боком, обвив руками и ногами. Прижимается теснее, трется макушкой в ласковом жесте и довольно сопит, пока Тони наслаждается вкусной едой.
Питер становится смелее и раскованнее, когда с завтраком покончено. Седлает бедра, жмется и трется, а после касается губ Тони, жарко шепча:
— И за физику тоже спасибо, мистер Старк.
Размер: 1815 слов
Пейринг/Персонажи: Питер|Тони, намеки на кэпостарк в прошлом
Категория: слэш
Жанр: драма, х/к
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: UST, где-то есть целое одно нецензурное слово
Краткое содержание: Питер хочет помочь Тони всеми силами, а еще отвлечь его от мыслей о Стиве Роджерсе
читатьТони все еще скучает по Стиву Роджерсу — Питер осознает это так же четко, как и то, что он уже как год дружелюбный сосед Человек-паук.
Он не знает, какие отношения связывали Железного человека и Капитана Америка в прошлом, но отдельные признаки дают основание утверждать, что отношения эти были вполне глубокими, нетипичными для просто коллег. По крайней мере, со стороны Тони.
Питер не лезет с расспросами к наставнику, но обострившееся зрение, от которого иногда кружится голова и болит где-то в груди, позволяет видеть… детали, от которых на душе становится тоскливо. Например, как Тони закрывается — будто захлопываются железные створки банковского хранилища — от внезапного упоминания Роджерса, а после ненавязчиво стремится перевести тему на нечто нейтральное и не такое для него болезненное. Как взгляд его холодеет при прочтении отчетов о возможных перемещениях Стива. Как невзначай оброненная полковником Роудсом фраза «Кэп для этой заварушки подошел бы лучше всего» заставляет Тони раздраженно дернуть щекой и нахмуриться. Но промолчать. Тони Старк и «промолчать» — вещи практически несовместимые, и Питер понимает, как на самом деле все серьезно.
Питер не лезет с расспросами. Питер просто знает, что в длинном списке текущих проектов Тони значится разработка нового щита для Стива Роджерса — увидел случайно, резко ворвавшись в лабораторию с очередными, мимолетными восторгами, к которым Тони всегда относится с философской усталостью. И сам щит — правда старый — он тоже видел. Всего лишь краешек, выглядывающий из-под металлолома, но сам факт того, что Тони хранит его практически у себя под носом, что оставил — значит многое. Объясняет многое.
И Питер рад бы не понимать всего этого, не узнавать никогда и ни за что, но… Но ему важно, как Тони чувствует себя. Ему важен сам Тони. Ему хочется, чтобы Тони думал о нем — и только о нем. Чтобы тот перестал ощущать чувство разбитости и предательства. Чтобы навсегда выкинул из головы чертового Капитана.
Только этого, похоже, не хочет сам Тони. Не хочет, или не может — Питеру не нравятся оба варианта, но второй хотя бы не такой болезненный. Наверняка, в сложившемся порядке вещей нет вины Тони — это все Капитан, это он перепутал все в гениальной голове, соврав или поступив так, что Тони все неправильно понял. Близко принял к и без того израненному сердцу.
Питер долго отказывался признаться себе, что влюбился в Тони, и что ревнует его к человеку, которого он видел один единственный раз в жизни. Это ведь неправильно, верно? Ощущать что-то романтическое, что-то сексуализированное к наставнику, к герою, к человеку, который намного старше во всех смыслах, да еще и ревновать его к другому герою. Неправильно, да. Но и одновременно единственно верно. Если поначалу отторжение еще сверлило мозг, призывая вернуться к мыслям о Лиз, то теперь Питер осознает всей своей душой, или чем там еще — все так, как и должно быть. Пусть это больно, пусть это осуждаемо обществом, пусть Мэй и сойдет с ума, если вдруг узнает, но… Но он наконец-то чувствует, что делает все так, как должно, что это — полностью, от и до — его. Только его. Тони — его. Человек, герой, мужчина. Самый прекрасный, не самый правильный, но все равно завораживающий. И он должен, обязан, помочь ему. Справиться, пережить и забыть. Потому что не должен тот огонь, что вечно окутывает Тони, затухать так глупо и бессмысленно, угнетаемый собственным создателем.
Тони пьет. Питер регулярно замечает запрятанные подальше от посторонних взглядов полупустые бутылки из-под спиртного, аккуратно расставленные в разных частях базы. Пустые, можно быть уверенным, сразу же выкидываются. Он не говорит об этом никому, но смотрит на Тони наверняка укоризненно и удивленно, чем вызывает у того раздражение. Они не обсуждают это, делая вид, что все идет как надо. Да и не стал бы Тони слушать такого, как Питер — малолетку, простого пацана откуда-то с улицы, с которым общего — сделанный костюм и выслушивание простых подростковых радостей сквозь призму нетерпения. Питеру не по рангу читать Тони нотации, да и Тони наверняка наслушался их достаточно за свою жизнь от полковника и мисс Поттс, но… Питеру хочется помочь. Он просто не знает как, а влюбленность мешает трезво мыслить. Ему снится, как мирно спящий и не ощущающий опасности Тони погружается в мутную воду, и Питер просыпается из-за треска рвущегося одеяла.
К концу недели напряжение достигает апогея. Он почти не видится с Тони — тот пропадает где-то вне базы, и Питер к стыду своему понимает, что даже не знает, есть ли у Тони еще какое-нибудь убежище, куда можно забиться и отлежаться.
Неприкаянный, он слоняется по этажам, суется было в старковскую лабораторию, которая почему-то радостно распахивает перед ним двери, но чуть позже осознает, что неприлично в отсутствие хозяина пребывать в святая святых без спроса, и быстро уходит, привычно бросив взгляд в угол — щит все еще лежит там, придавленный какими-то железными деталями и платами, сверкая поцарапанным, разноцветным краем.
Питер спрашивает у Пятницы, где Тони Старк, и слышит, что его ранг слишком мал для получения подобного рода информации. Позднее ночью ему приходит оповещение о получении расширенного допуска, на котором по всем признакам отсутствует электронная подпись самого Старка, и Питер понимает, что ИИ на его стороне, но это максимум, на который она способна в сложившейся ситуации.
А после они наконец пересекаются, и Питер незаметно следует за Тони аккурат в его личные апартаменты без опасений о сработавшей сигнализации.
Прилипнув к потолку, он наблюдает, как Тони обессиленно падает на диван, трет воспаленные, усталые глаза, а после нетвердой походкой идет к скрытому бару. Там — непочатая бутылка виски, с которой в момент слетает крышка, а еще — телефон. Маленький, практически доисторический, если сравнивать с теми, что производит Старк Индастрис.
Тони пьет без стакана, глотая горькую, огненную жидкость прям с горла, рассматривая и вертя телефон в руках. Давит периодически на кнопки, что-то набирая, но после нажимает возврат — и так раз за разом, фиксированными циклами с логической ошибкой, пока небольшой прямоугольничек не оказывается отброшен раздраженным, злым жестом вглубь стеклянного шкафа.
Питер уже жалеет, что увидел это. Питер понимает, что телефон принадлежит Стиву Роджерсу, а сам он увидел нечто недопустимое. Оголенного, как нерв, и полностью разбитого Тони.
Питер не знает, как ему поступить, и просто наблюдает за разворачивающейся картиной. Мысли скачут в голове: хаотичные, обрывочные, эфемерные, не позволяющие сформировать из себя ничего, кроме бессмысленных, встревоженных криков.
Питер изображает пустое место пока Тони Старк, совершенно не выглядящий сейчас непоколебимым Железным человеком, на его глазах методично напивается от мыслей о Стиве Роджерсе, и это почему-то пугает настолько сильно, что руки дрожат и сбивается дыхание.
Наконец, Питер неслышно спрыгивает на пол. Стоит какое-то время в нерешительности, а после, ошалевая от собственной смелости — или глупости, как посмотреть — подходит ближе, останавливаясь прямо у Тони перед носом. Выдерживает тяжелый, почти что осмысленный взгляд, но не сбегает и не дрожит, при этом гордясь самим собой до невозможности. Что сказать, он все еще не знает.
Бутылка легко выскальзывает из слабых пальцев, когда Питер отнимает ее, отставляя как можно дальше.
— А я все не мог понять, что же меня смущает, — вздыхает Тони, покручивая телефон в руке, сам того не замечая.
Питер тушуется от этих слов, но не уходит. Осторожно садится на корточки рядом с диваном, смотрит в глаза — сам чувствует: до отвращения преданно и встревоженно, но поздно уже что-то менять.
— Мистер Старк, я… — запинается, но быстро приходит в себя, понимая, что оправдания сейчас уместны менее всего: — Мне кажется, вам нужна помощь.
Тони смотрит на него долгим взглядом, ничего не говоря. Его лицо ничего не выражает, и в глазах отражается внутренняя пустота. Питер едва сдерживает дрожь: ему страшно наблюдать это самолично, находясь так близко. Кажется, что стоит дотронуться до Тони — и он разлетится тончайшей серой пылью, не оставив и следа. Оставив Питера одного.
— Этот телефон дал мне Кэп, — раздается внезапный голос: хриплый и ровный, в котором ни единой яркой ноты, ничего, кроме смертельной тоски и усталости. — Ну, чтобы если вдруг настанет жопа планетарного масштаба, я звякнул, сказав, что он нам нужен. Но вместо этого мне каждый день хочется отправлять ему по сотне смс с одним единственным словом: «мудак».
Питер сглатывает, ничего не говоря. Он просто боится все испортить. Одно единственное слово, неправильный жест — и эта дверь захлопнется с громкостью взрыва, и душа Тони вновь скроется в потемках, обвешанная цепями и замками. Хочется обнять его, прижаться так тесно, как только возможно, избавить наконец его от засевшей внутри серости. Но Питер не успевает.
— Уходи, Питер, — Тони вздыхает, смыкая веки. Телефон остается сиротливо покоиться на журнальном столике, и его вид вызывает ассоциации с медленно тикающей бомбой.
— Мистер Старк…
— Просто. Уходи. — злой, яростный взгляд ожигает будто кислотой — больше Питера терпеть явно отказываются. — Мне не нужны ни твоя помощь, ни уж тем более твоя жалость.
Питер срывается с места подобно вспугнутому ночному насекомому, уже жалея, что сунул нос во все это. Закрывая дверь, он слышит практически беззвучное и обессиленное:
— Будь ты проклят, Роджерс. Будь вы все прокляты, — и это совершенно не способствует позитивному самочувствию.
Он успокаивается. Не сразу, конечно. Сначала размазывает по щекам злые слезы, которые не смог удержать внутри — это ведь все несправедливо так. Неправильно. То, что Тони настолько… Но он говорил. Он открылся. Ему нужна помощь, и он попросил ее — завуалированно — он ведь слишком гордый, чтобы сказать прямо — так решает для себя Питер, проваливаясь в тревожный сон. В конце концов, прогнали его вполне мягко, а это уже что-то.
Он решает действовать радикально. И, дав Тони несколько дней на то, чтобы рана перестала кровоточить, вновь заявляется в апартаменты уже поздней ночью. Не скрываясь, стучится и заходит, не дожидаясь ответа.
Тони, удивленный такой наглостью, приподнимает бровь, но молчит — и это, блядь, так неправильно! Обнаженный по пояс, он полулежит в своей постели в полной темноте, отложив в сторону планшет и наблюдая за Питером. Бутылок поблизости нет, и это уже радует, но все равно чувствуется в Тони что-то… Надлом, надрыв, что-то неправильное и хрупкое, и Питер стремительно оказывается в постели, прижимаясь к горячей груди щекой совсем близко от округлого шрама.
— Мистер Старк, я знаю, что навязываюсь, но… — Питер сглатывает, переводя дыхание — голос дрожит, срывается, и ему приходится прикладывать много усилий, чтобы говорить более-менее ровно. — Но вы нужны мне. Всем нужны. Так что… прекратите, пожалуйста. Оно… не стоит того. — Питер рассказывает это скорее кругу неровной, грубой кожи — следу от реактора, чем самому Тони, но на то, чтобы посмотреть тому в глаза, у него сейчас совершенно нет сил.
— Я люблю вас, мистер Старк… — срывается в шепот — интимный, неправильный, недопустимый, но Тони не движется — не обнимает в ответ, но и не прогоняет, и Питер решает, что сейчас это большее, на что он может рассчитывать. На что он в целом может рассчитывать. — Я хочу, чтобы вы были счастливы. И я сделаю все… Слышите, я сделаю все для этого. Слова, поступки, жертвы — мне не важно. Я просто… просто сделаю, — горячие слова повисают в воздухе несмываемыми письменами, прорезаются по самой коже кровавыми неровными росчерками, будто слова клятвы. Питеру плевать, что он сейчас несет — слова льются сами, и… После он во всем разберется. А сейчас он полон решимости доказать Тони, что тоже чего-то стоит, и что беспокоится за Тони, и что тот не один.
Питер так и засыпает: в чужой кровати, прижавшись к теплому телу, до последнего шепча какой-то бред. А просыпается уже в отведенной ему комнате.
На столе — записка, а в лаборатории Тони, как окажется позже, — целый стенд, расположившийся на самом видном месте, отведенный под кэповский щит.
В записке всего лишь несколько слов, написанных летящим, резким почерком:
«Иногда навязчивость бывает полезной»
Название: 3+1
Размер: 2259 слов
Пейринг/Персонажи: Тони/Питер
Категория: слэш
Жанр: романтика, флафф
Рейтинг: R
Краткое содержание: Три раза, когда Тони делал для Питера что-то милое, и один раз, когда Питер ответил взаимностью
читать— Мис…
Питер все еще не привык называть его по имени, поэтому всевозможные «мистеры» периодически лезут из него к вящему раздражению Тони. Кухню заливает свет утреннего солнца, они только что проснулись, запах свежезаваренного кофе щекочет ноздри, заставляя мысли в голове шевелиться, вертеться все быстрее с каждой минутой, и Тони чувствует что-то, очень похожее на счастье.
Он не любит использовать это слово, называть им что-либо, опасаясь спугнуть эту осторожную и такую редкую синюю птицу. Но сейчас… Сейчас довольство переполняет. Хочется зажмуриться на ласковый, теплый свет, потянуться и, возможно, сгрести пацана в охапку, никуда от себя не отпуская весь этот день.
Тони не помнит, когда последний раз чувствовал себя так хорошо. Постоянные проблемы, стрессы и кошмары заставляли ощущать себя разбитым, а въевшееся в кожу одиночество угнетало.
С Питером на все это у него нет времени. И это… это прекрасно. Сама жизнь с ее бесконечным, бурным потоком красок и звуков попала в руки, ластится, как котенок, и не собирается пропадать. Чувствовать ее пульс приятно и почти исцеляюще.
Из коридора слышится топот ног и чертыханье, что заставляет беззлобно усмехнуться. Питер вновь проспал и опаздывает, а потому носится сейчас как угорелый, собирая разбросанные вчера по всем углам в порыве накатившей страсти вещи.
— Тони! — тщательно контролируя то, что срывается с губ, пацан вновь возникает на пороге кухни. Он взлохмаченный, все еще сонный, в криво застегнутой рубашке, с только одним надетым носком — второй болтается в руке. А еще: Тони прекрасно знает это, с легкостью воспроизводит в голове картину — у него яркий засос у ключицы, укус на бедре и до сих пор плещущиеся в глазах томность и удовлетворение после практически бессонной ночи. — Тони! Я опаздываю!
Он быстро оббегает глазами помещение, довольно фыркает, находя то, что искал — свой кроссовок, и Тони совершенно не помнит, как он мог здесь оказаться.
— Хэппи подвезет тебя.
Тони хочется подойти к Питеру, провести по и без того спутанным волосам ладонью, притянуть к себе, урывая поцелуй за поцелуем и заставляя забыть про все, что не касается их двоих в данный конкретный момент времени. Хочется привычно побыть эгоистом и оставить этого мальчика только себе одному, скрыв от глаз всего мира. Тони и так приходится мириться с тем, что Питер каждый вечер прыгает по крышам, дабы причинять людям добро и справедливость, отлавливая преступников и помогая старушкам, а потому в это утро особенно хочется побыть единоличным собственником, отыгрываясь за все переживания и злость от вида синяков, рассыпавшихся по гибкому телу.
— Хорошо. Спасибо! — Питер продолжает одеваться на ходу, а после нагло цапает из пальцев чашку, одним глотком допивая кофе. Кривится: «фу, горький», и легко выворачивается из-под руки Тони, выскальзывая из собственнического захвата.
— Мис… Тони, нет! Не сейчас, у меня и так нет времени.
— А может быть подумаешь, Паучок, м? — Тони надвигается на него, обманчиво мягко улыбаясь. Теснит к обеденному столу, пока Питер нервно поправляет лямки рюкзака и обувается, а после оказывается прижат бедрами к деревянному ребру столешницы.
Тони дышит в тонкие, яркие губы, провоцируя, распаляя, ведет кончиками пальцев по скуле и ниже, к шее. Оттягивает ворот рубашки, чтобы самодовольно хмыкнуть при виде красного пятна, а после насладиться быстро набежавшим на лицо Питера смущением.
— Тони… Тони, пожалуйста…
Их горячее дыхание смешивается, в дрожащем голосе слышатся знакомые хриплые нотки, которые Тони так любит, но, буквально мгновение — и он даже не успевает заметить, когда и как мальчишка оказывается у выхода из кухни, а после и вовсе скрывается в коридоре, крикнув что-то на прощание и повеселив покрасневшими ушами.
Вздохнув, Тони вновь щелкает кофейным аппаратом, намереваясь насладиться еще одной чашечкой любимого напитка. Смотрит долгое время на стол, затем подхватывает в руки тарелку с чуть подгоревшей яичницей и отправляет неудавшийся кулинарный шедевр в мусорное ведро.
Даже не заметил.
***
Вместе они стоят у ворот колледжа. Тони должен прочесть напутственную речь перед тем, как огласить финансирование любым научным проектам для детишек-вундеркиндов, а Питер нарочно игнорирует начало торжественной части, чтобы урвать несколько минут общения.
Они не виделись почти целую неделю и Тони успел здорово соскучиться, что было явлением почти невозможным. Но оружие, которое делал и продавал Стервятник с подельниками, до сих пор продолжает всплывать, причем нередко далеко за пределами США, и Железный человек вместе с остальными мстителями занят слежкой за крупными партиями и ликвидацией последствий.
Питеру участвовать в этой заварушке не позволили — именно поэтому у него сейчас такой насупленный вид и деланное безразличие ко всему, что касается персоны Тони-чертового-Старка, что последнего очень веселит.
Напряжение, державшее того в своих тисках последние дни, отпускает, и на смену приходит обволакивающее спокойствие — пацан рядом, он цел, невредим, и любые риски, имеющие отношение к Человеку-пауку, сведены к минимуму.
А обиды… За последнее время жизнь слишком часто и много учила Тони, что в долгих обидах нет никакого проку.
Он протягивает руку, убирая Питеру волосы с глаз — ласково, почти заботливо, и еле слышно посмеивается от гневного, но в то же время жадного взгляда, ожегшего лицо и тело.
— Прекратите, — шипит тот, но не делает попыток отодвинуться, позволяя пальцам Тони лохматить волосы и скрести затылок — только лишь оглядывается нервно, опасаясь посторонних глаз. То интимное, что сейчас происходит, не убирает насупленного выражения с его лица, но это не особо важно. Гораздо важнее — внутреннее состояние, которое Тони чует, будто он чертов маг, бог или экстрасенс, а еще едва заметные жесты, почти неуловимый язык тела, говорящий, что все приходит в норму. Как и то, что Питер замерз.
Сложив руки на груди и спрятав пальцы, тот стоит на порывистом ветру в тонкой куртке, которая явно не спасает от лап осени, вжав голову в плечи. Тони разглядывает эту живописную картину несколько минут, улавливая детали: покрасневший кончик носа, который Питер периодически трет, побледневшие пальцы и редкую дрожь, прокатывающуюся по телу, а затем стягивает с шеи шарф и сам повязывает его, закрывая лицо пацану чуть ли не на половину.
— Мистер Старк! Увидит же кто-нибудь! — от возмущения и смущения Питер даже не старается исправиться или состроить виноватое выражение лица. Кипит, как паровой котел, принимаясь оглядываться с утроенной силой, цепляется в полоску ткани пальцами, будто у него на шее ядовитая змея, и смотрит так яростно и недовольно, что Тони с трудом сдерживает смех.
— Да ну вас…
Обиженно бурча, он разворачивается и скрывается так быстро, что вышедший ректор никого не замечает, кроме собственно, самого гения и миллиардера, в одиночестве торчащего у дорогой машины.
— Мистер Старк, у нас все готово.
Всего лишь два слова — абсолютно одинаковых слова, но смысл и интонации совершенно разные, и эта разница вгоняет Тони в тоску.
Он коротко кивает, поднимает полы пальто и следует за мистером Морита по внутреннему двору, с трудом избавляясь от мыслей о Питере и вспоминая, зачем он вообще сюда приехал.
***
— Питер… — Тони подходит к мальчишке, сидящему на стуле и обложившемуся учебниками, обнимает со спины, коротко целуя в шею, прекрасно видимую в растянутом вороте слишком большой кофты.
Тони соскучился, оголодал, и потому руки, проникнув под кофту, жадно путешествуют по горячему, молодому телу, задевая отдельные, самые чувствительные участки кожи. Затылок — у самой кромки волос, ровная полоса от места у яремной вены и вниз, к впадине между ключицами, справа, у груди между ребрами, и над самой кромкой штанов, там, где кожа тонкая и чувствительная, а за пояс убегают почти незаметные волоски.
— Питер… — вновь тянет он, шепча на самое ухо, задевая горячим дыханием и зубами мягкую мочку, нависая своим телом, своим запахом дорого парфюма, и своим нетерпением.
Питер в его руках отзывчиво выгибается, открываясь сильнее, откидывая голову и глубоко, медленно дыша, пока Тони ловкими движениями приспускает белье, проскальзывая ладонью к паху.
— Тони, мне…
Питер не успевает сказать ничего толкового, захлебываясь очередным глотком воздуха, когда Тони берет его за еще мягкий член, сжимает и проводит ладонью, ловя особенный кайф от того, как от притока крови плоть твердеет и увеличивается. Как от его действий Питер возбуждается, соглашаясь на все и желая всего.
— Да, Питер? — Тони обводит языком ушную раковину, неспешно двигая рукой и шумно вдыхая нагревшийся и потяжелевший воздух.
— Мне много задали…
В противовес своим же словам голова Питера сейчас явно забита не физикой — Тони бросает короткий взгляд на тетрадь, исписанную формулами и расчетами, механически, краем сознания подмечая ошибку, из-за которой любовник бьется над решением уже второй час. Подмечает и тут же забывает, полностью переключаясь на ласки и поглаживания.
— Потом решишь, — он требовательно кусается под ухом — легко, опасаясь пометить на таком видном месте, и Питер, коротко простонав от очередного тягучего движения, послушно приподнимает бедра и задницу, стаскивая мешающуюся одежду. Расставляет шире ноги, откидывается сильнее, мазнув губами Тони по шее и не решаясь смотреть, как широкая ладонь скользит по его члену.
Потому что это будет уже слишком, и он кончит слишком быстро, если будет подмечать каждое движение, каждую дрожь, соотнося это с собственными ощущениями.
Тони сам уже давно и бескомпромиссно возбужден, член больно натягивает ткань брюк, но сейчас важнее то, как Питер гнется, следуя за прикосновениями, как дышит часто и поверхностно, наблюдая за тем, как большой палец размазывает прозрачные капельки по яркой головке.
Стройные, бледные бедра дрожат и стремятся раздвинуться еще сильнее, и Питер запускает пальцы Тони в волосы, тянет требовательно, призывая ускориться, прекратить медленную и томительную пытку.
— Тони… Тони, пожалуйста, — голос Питера охрип, редкие, сдержанные стоны срываются с губ вместе с горячим дыханием, но умоляет он — о, умоляет он всегда прекрасно настолько, что отказать нет сил. Потому что у Питера расширенные зрачки, трагично изломанные брови, приоткрытый рот и румянец на щеках, пышущее жаром тело, скрывать которое одеждой — кощунство, а дрожание ресниц выдает его нетерпение и голод гораздо лучше самых сладких стонов.
Питер гнется на стуле, как лоза, толкаясь в кулак Тони, хватает того за шею, и они вдвоем смотрят, как головка то скрывается, то вновь показывается из сомкнутой ладони, истекая влагой. Это слишком, это все слишком — Тони понимает, поэтому почти грубо хватает пацана за волосы, поворачивая Питера лицом к себе, впивается поцелуем в губы, лишая тех редких крох ровного дыхания, что у них еще оставались. Они целуются жадно, исступленно, сплетаясь языками, и Тони достаточно один раз прихватить нижнюю губу Питера зубами, чтобы тот забился в оргазме, дрожа и всхлипывая, пачкая ему руку спермой.
Тони тяжело дышит от скручивающего тело и мозг возбуждения, мышцы в руках дрожат и отказываются работать так, как надо, но он упрямо подхватывает разомлевшего и слегка неадекватного Питера на руки, забирая со стула, чтобы отнести в кровать и продолжить начатое.
Они трахаются, как ненормальные, несколько часов напролет, наполняя криками и стонами пространство, сплетаясь в невероятные позы и признаваясь друг другу в любви раз за разом. Питер отключается сразу же — получивший сполна, разомлевший и изнуренный, он раскидывается в свободной позе по кровати, сразу же занимая большую ее часть, а Тони еще находит в себе силы подойти к столу и быстро начеркать решение прямо в тетради, старательно копируя фирменные Паркеровские крючки на двойках.
Днем следующего дня Питер никак не комментирует эту неожиданную помощь, но ходит недовольным и насупленным, и Тони решает никогда не поднимать эту тему.
***
Выходные проходят… сонно. Впервые за очень долгое время Тони не хочется никуда вставать, не хочется ничего делать. Хочется просто лежать под теплым одеялом и, максимум, лениво листать новости. Эта неделя была напряженной. Верховный маг Земли, доктор Стивен Стрэндж или просто — мудак, намагичил портал в другое измерение, из которого принялись прорываться скопища мерзких тварей, чем-то напоминающих слизняков, поэтому Тони с командой пришлось зачищать улицы и спасать гражданских, пока маг-недоучка пытался сначала понять, что пошло не так, а после и все исправить.
Тони не могут выгнать из постели даже чувство голода и ломка по кофе, хоть это и приносит определенный, весьма ощутимый дискомфорт. Он ворочается и вздыхает, но вставать отказывается, жалея только, что Питер вчера, впервые за долгое время, остался ночевать не привычно уже у него под боком — затраханный, с исцелованными, припухшими губами, а у тети.
Тони чувствует смесь удивления и страха, когда понимает, что по ощущениям он знает Питера и любит его всю свою жизнь, а на деле они вместе всего лишь несколько месяцев. Осознавать это странно и непривычно: в последний раз Тони ощущал к кому-то столь же глубокое и пылкое чувство, наверно, еще в МИТе. Мелкий, периодически совершенно невыносимый, с легкостью находящий приключения на свою паучью жопу, пацан прочно вплелся в его жизнь, стал частью не только ее, жизни, но также частью и самого Тони. Проник под кожу и в кровь, засел в голове и отказывается покидать сердце.
Вздохнув, Тони вновь перекатывается на кровати, поворачиваясь лицом к входной двери, и едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть.
В открытом проеме стоит предмет недавних размышлений, с трудом удерживая на ладони — и куда только в подобных ситуациях девается его ловкость? — поднос для завтрака, заставленный тарелками и чашками, отчаянно сигналя пунцовым румянцем смущения.
— Я тут, кхм, завтрак сделал, — Питер разве что не шаркает смущенно ножкой, когда входит в спальню и опускает поднос на постель, а сам садится рядом на расстоянии вытянутой руки.
Он старательно отводит взгляд от развалившегося в постели кумира миллионов, ухмыляющегося, как Чеширский кот, и не спешащего занять сидячее положение. Почти минута проходит в молчании, наполненном неловкостью одного и почти что радостью другого, пока наконец, Тони не находит в себе силы стереть с лица дурацкую улыбку.
Он покашливает, приподнимаясь и откидываясь на подушку, чтобы было удобнее, поворачивает Питера к себе за подбородок — нагло, почти что грубо, чтобы не играть в гляделки с переменным успехом, — а после глубоко целует, стремясь вложить в это соприкосновение губ все то, что не хочет и не умеет выражать словами. Благодарность, нежность, заботу — этот коктейль, что они делят на двоих, пьянит и заставляет голову кружиться, как карусель, мигая на прощание огоньками-здравомыслием.
— Спасибо, паучок.
Тони переводит взгляд на поднос, где расположились тарелки с несколькими тостами, джемом и вполне аппетитно выглядевшей лазаньей, а также две чашки — с кофе, для него, и чаем — для Питера.
Тони устраивается поудобнее и берется за вилку, пока Питер поправляет для него одеяло и укладывается под боком, обвив руками и ногами. Прижимается теснее, трется макушкой в ласковом жесте и довольно сопит, пока Тони наслаждается вкусной едой.
Питер становится смелее и раскованнее, когда с завтраком покончено. Седлает бедра, жмется и трется, а после касается губ Тони, жарко шепча:
— И за физику тоже спасибо, мистер Старк.
Вопрос: ?
1. ♥ | 11 | (55%) | |
2. ♥ | 9 | (45%) | |
Всего: | 20 |
@темы: фик, R-NC-17, G-PG-13, авторская работа